Журнал современной израильской литературы на русском языке Издаётся с 1999 года
В августе 29-го
Угроза погромов к концу лета 29-го была очень реальной, командование еврейской самообороны «Хагана» собралось в середине августа в иерусалимской синагоге «Шаарей Шамаим» и объявило чрезвычайное положение. Положение представлялось чрезвычайным не всем: евреи Палестины очень не хотели верить, что арабы на них нападут, еще больше не хотели думать, что нападут арабы-соседи и арабы-знакомые, и, естественно, никто не мог вообразить, каким безжалостным может оказаться нападение.
За несколько дней до погромов в Хеврон приезжал из Иерусалима Аарон Хаим Коэн – сотрудник еврейской разведки, много дней проведший в арабских кварталах и хорошо понимавший, как все горячо.
Коэн дважды в день надевал халат, платок и обруч и шел крутиться в людных местах Старого Города. Поднимался на Храмовую гору, сидел в кафе на Цепной улице, поднимался по Виа Долороза, снова шел на Храмовую и наконец заходил в мечеть. Слушал разговоры, слушал проповеди, посматривал в приоткрытые двери. Взял однажды с собой коллегу – молодую участницу самообороны они все были молодые – Авву Бен-Менахем. Авва была в элегантном платье и шляпе с широкими полями, Аарон был будто бы провожатым заморской туристки, он оставил ее за два дома до ворот мечети, зашел, покрутился, послушал, передал условленными знаками, сколько людей внутри, когда собираются выходить. Авва знаками же передала дальше. Начальник разведки всегда сидел с биноклем на крыше больницы «Мисгав-Ладах» и не сводил с Аарона глаз: знал, что если тот поднял палку на дольше, чем нужно чтобы досчитать до десяти (ни у кого не было часов, чтобы отмерять секунды), – положение опасное. Когда Аарон наконец возвращался в еврейский квартал, начальник не принимал отчета, пока сам не перечислял, где и в каких ситуациях видел Аарона в бинокль: этот ритуал давал обоим зыбкое ощущение контроля и надежности.
Аарон Коэн. Снимок из семейного архива
В нужный час, после пятничной молитвы 23 августа 1929-го, работа Аарона спасла евреев ближайших к Храмовой горе еврейских кварталов нового Иерусалима. Аарон поднялся на Гору задолго до начала, смотрел, как прибывают сотни и сотни арабов из окрестных деревень, как получают во дворе мечети указания и оружие, как расписываются за него. Когда началась служба, зал был переполнен, царила духота, имам проклинал евреев почти час, в паузах собравшиеся выражали согласие единым «Аллах акбар».
Из мечети порядка четырех сотен арабов направились на запад в сторону кварталов Ямин Моше и Мишкенот Шаананим, но бойцы Хаганы, прибывшие к Сионским воротам по вовремя поступившему от Аарона сигналу, открыли огонь, и толпа рассеялась.
В других местах защиты не хватило. Толпа, отправившаяся из Старого города на северо-запад громить Меа Шеарим и встретившая там отпор, повернула назад. Вблизи Дамасских ворот стоял небольшой квартал, построенный евреями из Грузии. Толпа ворвалась в этот квартал, убила девятнадцать человек, сожгла три синагоги, разграбила все, что было (в уцелевшие здания квартала потом заселились арабы).
Эдвин Сэмюэл, сотрудник британской администрации, ставший потом членом Палаты лордов, работал утром той пятницы в своем кабинете недалеко от Дамасских ворот. В воспоминаниях он пишет:
«Мы поняли, что происходит что-то не то, когда услышали приглушенные крики, это было похоже на зловещее жужжание пчел. Выйдя на балкон, я увидел небольшие группы мужчин, выбегающие из Старого города через Новые ворота и движущиеся в направлении Дамасских ворот. Другие арабы выбегали прямо из Дамасских ворот и нападали на каждого еврейского прохожего, попадавшегося им на пути. В солнечном свете я видел отблески кинжалов, которые носили крестьяне из ближних деревень. Некоторым евреям удалось спастись бегством, другие пытались укрыться в близлежащих арабских домах и в большинстве своем были спасены, но иных преследовали и убивали в самих домах».
Погромы (убийства, избиения, грабежи, поджоги) длились всю пятницу и продолжились в субботу, охватив Хайфу, Хеврон, Цфат и много других мест.
Аарон Коэн специально приезжал в Хеврон еще в начале недели, пытаясь предостеречь тамошних евреев. Он привез предложения руководства Хаганы: евреи Хеврона могут переселиться в Иерусалим до времени, когда напряженность спадет; а если не будут переселяться, для защиты евреев в город могут приехать вооруженные бойцы. Главы общины посовещались между собой и с арабскими старейшинами и отклонили предложения и о переезде, и о защите, объяснив Аарону, что евреи Хеврона живут в мире с арабами Хеврона и ничего с их стороны не опасаются.
Аарон попрощался с главами общины, надел халат, платок и обруч и пошел по городу. В кафе он услышал, что в одном доме будет встреча с шейхом Талебом. Аарон пошел на рынок, узнал, где этот дом, и отправился по адресу.
Шейх произносил пламенную речь о планах евреев Иерусалима захватить мечеть и замыслах евреев Хеврона сразу после этого захватить Пещеру Праотцов:
«Именно эти евреи, живущие среди нас и сосавшие молоко наших матерей, – именно они собираются изменить нам сильнее, чем «москвичи», и выход из этого – перерезать их раньше».
Москвичами тогда на Святой Земле было принято называть недавно (по меркам Святой Земли) приехавших, большей частью ашкеназских евреев, что противопоставляло их местным, сефардским в большинстве.
Аарон Коэн вернулся, переоделся, рассказал главам общины об услышанном, снова предложил помощь и снова получил отказ. В доказательство верности решения в дом пригласили несколько арабских старейшин, которые клятвенно заверили, что даже если все евреи Палестины будут убиты, с головы ни одного еврея Хеврона не упадет ни один волосок.
Это было двадцать первого августа, в среду. В четверг Аарон Коэн вернулся в Иерусалим, в пятницу после обеда арабы Хеврона стали забрасывать камнями еврейские дома и синагоги и зарезали студента ешивы Шмуэля Розенгольца. В субботу двадцать четвертого августа евреев в Хевроне сжигали заживо в печах, еврейским детям отрубали головы и отрезали пальцы и долго издевались над еврейскими стариками, прежде чем их убить. К вечеру все было кончено, всего в Хевроне убили шестьдесят семь евреев. Эстафету старались принять арабы других мест. В Хайфе их удалось остановить, в Цфате на шестой день погромов убили восемнадцать евреев. Никто не знает, сколько евреев Хеврона удалось бы спасти, переселись община на время в Иерусалим: там тоже убивали, защиты не хватало, но в Хевроне на весь город был только один полицейский…
В некоторые места, из которых евреи были изгнаны погромами, получилось вернуться (в кибуц Рамат Рахель, например). В другие (например, в квартал грузинских евреев у Шхемских или в Газу) евреи не вернулись до сих пор.
В эти дни по стране путешествовали двадцать восемь студентов WycliffeHall, оксфордского протестантского колледжа. К концу августа студенты уже почти везде побывали. Двадцать второго октября у них была поездка по еврейским поселкам Негева, а потом – по окрестностям Иерусалима. А двадцать третьего октября, когда сотрудник британской администрации Эдвин Сэмюэл увидел из окна своего кабинета недалеко от Дамасских ворот отблески кинжалов, двадцать восемь студентов из Оксфорда оказались одной из немногих сил, способных противостоять погромщикам.
У британской армии, которая отвечала за порядок в стране, готовность к тому, что арабы начнут громить евреев, была нулевая. Так получилось.
Вооружать еврейских добровольцев для защиты еврейского населения британцы «в целях сохранения нейтральности» не соглашались; своих сил на всю клокочущую насилием и грабежами страну у мандата было семьдесят семь солдат, девять броневиков, четыре грузовика. Из полутора тысяч полицейских британцами были только полтораста, а почти все остальные – арабами, так было дешевле; от мысли использовать их отказались сразу: если и не присоединятся к бесчинствующим толпам, противостоять им не смогут из опасения вовлечь близких в водоворот кровной мести. Как так вышло – отдельный разговор. Восемь лет спустя капитан разведки Орд Вингейт писал своему брату Реджинальду:
«Власть в Палестине и в Трансиордании вся, до последнего человека, против евреев и за арабов. Это, в основном, следствие факта, что мы, как видно, отправляем в Палестину самый худший сорт британского чиновника».
В сортах отправляемых за границу британских чиновников братья Вингейты разбирались не по учебникам: Орд родился в Индии и служил на границе Эфиопии и Судана, а Реджинальд был в Судане генерал-губернатором.
Власти обратились к британским мужчинам – служащим и рядовым гражданам – с призывом мобилизоваться в «специальную полицию». «Дейли Геральд» потом писала:
«Первые сорок восемь часов вся стабильность власти во всей стране держалась на крошечной силе: правительство, самолеты и помощь добровольцев».
Молодые гости из Оксфорда добровольцами записались сразу. Их перемещения – часть карты противостояния погромщикам. В пятницу на юге Иерусалима пять оксфордцев помогают евреям защищать квартал Макор-Барух и еще пятеро – Тальпиот. Тринадцать других ушли за северную часть города, там был в осаде маленький поселок Атарот. К утру, когда положение в Иерусалиме становится очень опасным, они возвращаются в город и разделяются на группы. Часть идет на запад, там арабы Дир-Ясина и Лифты пытаются ворваться в кварталы Гиват-Шауль, Яфе-Ноф, Бейт-а-Керем и Байт-вэ-Ган, одному из оксфордцев простреливают плечо. Вечером той же субботы двадцать четвертого числа несколько студентов останавливают на подступах к Хеврону толпу бедуинов, идущую с юга принять участие в резне. В Бээр-Тувья, одном из самых южных еврейских поселений, в числе держащих оборону тоже два оксфордца.
Шмуэль Йосеф Агнон в воспоминаниях о погроме 1929-го рассказывает, как субботним вечером принимал дома в Тальпиот пятерых оборонявших район студентов: «Они отнеслись к нам с уважением и симпатией. Один из них показал отнятый у араба кинжал искусной ручной выделки».
Агнон очень волновался за свой архив, но после раздумий решил не занимать защитников его судьбой: «Пока архив при мне, нет у меня права заводить о нем разговор, когда все общество в большой беде».
На исходе субботы пошла первая подмога: авиация доставила из Египта пятьдесят британских солдат, назавтра поездом прибыло еще шестьсот, в среду на берег Хайфы вышли военные моряки. Погромы не сразу, но прекратились, нужда в добровольцах отпала, и студенты засобирались домой. Всего за неделю арабам Святой Земли удалось убить сто тридцать три еврея и ранить триста тридцать девять.
Нахум Гутман, набирающий творческую силу тель-авивский художник, выпустил альбом рисунков о погромах двадцать девятого. Подпись под одним из рисунков гласила: «Спасители чести Англии – оксфордцы!!!».
Британская цензура альбом запретила.
