Анета П
Чей там дом
Смотри, это мишка, лет сто ему, вроде бы,
В жилетке из нашей портьеры на Ленина
И нет у него ни изгнанья, ни родины,
Чернильные пятна, подтеки варенья ли —
Вот все, что оставили три поколения.
Он смотрит надколотым глазом, ему-то что,
Пока ты трясешься над описью прежнего,
Не то чтобы счастья, но вряд ли имущества,
Вот видишь, как мы обезвре… обезбрежены,
Как внутренний берег относит от внешнего.
Ты все что-то хочешь сказать в оправдание,
Нет, не в оправданье, скорей, в объяснение.
Как там у Довлатова: «Это же дали, да?»,
И мы в этих далях расселись растерянно,
Свалившие с милого страшного севера.
Но (как это будет по-русски?) безмолвствуешь
И ждешь, что «наплакался», скажут, «намучился».
Ты даже примерился наспех к погосту их,
Но тут у них домики, тут у них уточки,
И раннее утро, и рваные улочки…
Опять покупаешь посуду и скатерти,
Бежишь за собакой, несущейся с тапочком,
Часами бессмысленно чатишься: «Как ты там».
Ведь мы же уехали? Но недостаточно.
Ведь мы уже умерли? Неокончательно.
Паром исходят гнилые баржи,
Горечь течет по древесным венам.
Если я буду жива, давай же
Встретимся!
Здесь?
Да неважно, где нам.
Снег у подъезда лежит подковой,
Как же мы ждали весну когда-то!
Скоро и там… Ничего нескоро.
Встретимся?
Просто скажи мне дату.
Солнца вчера еще было мало,
Встали с утра, и уже видна нам
Серая зелень, изгиб канала,
Выцветший борт, «Катарина-Анна».
Вздулась на ребрах ее короста,
Анны-потрепанной-Катарины.
Смерть из-под жизни, такой короткой,
Видно, как ноги из-под перины.
Плохо, что так далеко, что «с богом!»
Скажешь — и сразу задышит рана.
Жмется к холодному камню боком,
Мокрой щекой «Катарина-Анна».
Крик мне удалили вместе с гландами
Без наркоза, так тогда нам делали.
Больно, дети? Больно. Ой да ладно вам.
Если б я лежала под завалами,
Тоже не смогла б кричать, наверное.
Волноваха, Марьинка, Авдеевка.
Эти нестерпимые названия.
Их перемещенье внутривенное.
Тише, дети! Были очень тихо мы,
Чем бы мы ни мучились еще потом:
Приступами голода тактильного,
Признаками близящихся проводов,
Пониманьем, недопониманием;
Мы друг к другу прикасались шепотом —
Вкус цветастых наволочек пробуя
Где-нибудь в Беляево, в Измайлово.
Пахнет кровь железными качелями,
Краской, табаком, почтовым ящиком,
Униженьем (как же так, зачем они?),
Изумленьем (неужели это мы?),
Надави здесь на кирпич, на камень ли —
Выступит наружу настоящая,
Липкая, пролитая убитыми,
Во саду ли, в огороде, в камере.
Сколько ни пиши о том, как маленьким
Ехал к морю, думая, что нет его,
Засыпая на коленях маминых;
Или, например, о том, как варежки
Промокали так, что просто боже мой,
Никакое слово не последнее,
Даже то, с которым умираешь ты,
Недоговоренным, неразборчивым.
Потому что следом встанут Буча и
Запорожье, Мариуполь, М
