Мультфильмы о самом важном
Журналист, театральный и анимационный критик, преподаватель, программный директор Большого фестиваля мультфильмов, эксперт, отборщик и член жюри теа тральных и анимационных фестивалей в России театральных и анимационных фестивалей в России и других странах. В Израиле с 2013 года (Тель-Авив).
Израильская анимация находится в парадоксальной ситуации: здесь хорошо учат профессии, и кроме знаменитой иерусалимской киношколы Бецалель, есть еще несколько, набирающих обороты, как, например, «Сапир» в Сдероте. Но независимая авторская анимация в Израиле не выживает – нет денег, то есть нет достаточного количества фондов, как в развитых анимационных странах, которые бы могли поддержать этот вид искусства. И это значит, что талантливые люди, которые хотели бы заниматься авторской анимацией, вынуждены уезжать, чтобы заниматься любимым делом там, где на это можно прожить, а если они не хотят покидать дом, им надо искать возможности копродукции и софинансирования в других странах, участвовать в международных питчингах. Если посмотреть на программы мировых анимационных фестивалей, заметно, что израильские мультфильмы присутствуют главным образом в студенческих конкурсах. Тем более ценно, что прошедший год был для израильской анимации особенно успешным — появились три очевидных хита, обошедших множество престижных международных
фестивалей и попавших во многие призовые списки, и на подходе четвертый. Кроме того, есть несколько фильмов – и студенческих, и независимых, — отобранных в конкурсные программы важных смотров и конкурсов. По этой коллекции фестивальных хитов хорошо видно, что израильская анимация приносит в искусство, кроме самого арта — режиссерского мастерства, экспериментальных техник, острого дизайна. Все эти фильмы говорят на болезненные, трудные темы, причем очень по-своему, не оправдывая банальных ожиданий. И главные сюжеты в сегодняшних хитах: память и юность.
Короткометражка Таль Кантор\ Tal Kantor «Письмо свинье» \ «Letter to a pig» — пожалуй, самый призовой израильский фильм прошлого года и вообще один из главных мировых хитов года в новом авторском кино. В 2017-м году Таль победила в питчинге, который устраивается на кинорынке самого важного анимационного фестиваля, проходящего во французском городе Анси, и фильм, законченный и вышедший в свет в 2022-м, стал копродукцией Израиля и Франции. Таль заметили еще несколько лет назад с ее дипломным фильмом в Бецалеле «Другими словами» \ «In Other Words» (2016), тоже получившим много призов в свое время. Там в коротком разговоре отца с выросшей дочерью вставала вся история их не сложившихся отношений – вина, разочарование, поздние сожаления.
В основе фильма «Письмо свинье» лежит школьное воспоминание о том, как в день Памяти Холокоста в школу приходит старик из «выживших», чтобы на специальном уроке рассказать свою страшную историю. Мы видим, что детей в Израиле донимают Холокостом так же, как нас в советской школе мучали рассказами об Отечественной войне, приглашая ежегодно на день Победы ветеранов с воспоминаниями. Сколько бы ни отличались два этих сюжета, и тех, и других стариков школьники не хотят слушать, и там, и там на уроках они томятся, валяют дурака и ждут, когда их отпустят, только отдельные впечатлительные натуры вслушиваются в рассказ, который становится для них важным и личным. Таким подростком, видимо, была Таль, но фильм, который она сделала – не вполне анимадок. Она рассказывала, что историю старика, пришедшего в школу, она помнит смутно, но не может забыть сон, приснившийся ей под впечатлением встречи. В фильме этот сон мы понимаем, как рефлексию молодой израильтянки, осмысляющей историю страны с позиции сегодняшнего дня, реагирующей на события восьмидесятилетней давности, ставшие травмой для нескольких послевоенных поколений и продолжающие догонять их снова и снова.
Старик рассказывает, как мальчишкой, убегая от преследовавших его фашистов, спрятался в свинарнике, и, когда преследователи туда вошли, его заслонила и тем спасла огромная свинья. Мальчик долго еще потом жил там со свиньями, а потом, спасшись, лелеял план мести. Позже, он даже написал письмо защитившей его свинье, и теперь читал его школьникам: те животные, которых его родные в детстве называли грязными и отвратительными, стали спасителями, а люди оказались злыми животными. Как и свой диплом, Таль строит фильм на основе съемок актеров, но видео как будто размывается и достраивается рисунком, как воспоминание размывается и достраивается фантазией. Мучительный урок в фильме продолжается мрачным видением, в нем школьники обступали и вздергивали на веревках вверх страшную клыкастую свинью, обозначавшую злых фашистов, свинья билась, визжала и тут в детях рождалось сочувствие, отчего огромная туша у нас на глазах превращалась в крошечного поросенка, и тем освобождала героиню и других детей от ненависти и желания мстить. Это было важное высказывание нового поколения о необходимости отпустить прошлое.
Тизер: https://youtu.be/4G37KERv7us
Второй фестивальный хит, о котором надо рассказать, тоже связан с темой Холокоста и прошлого, которое не только не отпускает нас, но требует играть по своим правилам. Это автобиографический анимадок «Священный Холокост» \ «Holy Holocaust» снятый сценаристкой Ноа Берман-Херцберг \ Noa Berman-Herzberg, главной героиней истории, и Оси Вальд \ Osi Wald, арт-директором и аниматором.
История, которую нам рассказывают в фильме, выглядит действительно впечатляюще. Было так: две девушки – белокурая израильтянка Ноа и чернокожая немка Дженнифер — познакомились и подружились на курсе рисования в Париже в начале девяностых. Дружба продолжалась много лет, Дженнифер приезжала к подруге в Израиль и училась там, а потом, через двадцать лет внезапно прервала общение. Ноа долго пыталась выяснить, в чем дело и узнала вот что. Дженнифер была приемной дочерью в семье, а ее настоящими родителями были австро-немецкая мать и отец-нигериец. В 38 лет Дженни случайно нашла в библиотеке биографию своей матери и узнала, что та была дочерью Амона Гёта, казненного нацистского преступника, коменданта концлагеря в Польше (в “Списке Шиндлера” его играет Рейф Файнс).
Дженнифер погрузилась в глубокую депрессию и порвала все связи (в итоге она написала книгу “Мой дедушка застрелил бы меня: черная женщина обнаруживает нацистское прошлое своей семьи»).
В фильме Ноа, ироничная умница, спорит с тем, что далекое прошлое должно ломать настоящее, но чувство вины гнетет бывшую подругу, она не может с ним справиться и стать прежней. Скорее наоборот: превратившийся в жупел «священный Холокост» требует от нее соответствующего помпезного нарратива. Но Ноа отказывается играть в эту игру и становиться обобщенной еврейкой, перед которой Дженнифер хочет чувствовать вину, она в сердцах называет бывшую подругу, которая теперь ездит по миру с лекциями и книгой, переведенной на многие языки, – «селебрити Холокоста».
Само кино сделано очень просто, в нем главное – история, которая при таком рассказе выглядит предельно ясно, как понятны растерянность и недоумение Ноа, пытающейся доказать, что влияние прошлого не должно быть фатальным, свою судьбу мы можем выбирать сами. Этот фильм во многом построен как дискуссионный, провоцируя обсуждение сегодняшней риторики о Холокосте, и требуя живой работы с памятью. Не могу не вспомнить к этой истории свой давний разговор с русским приятелем, который в начале девяностых познакомился в Германии с таким же молодым немцем и тот вдруг сказал ему: «Мой дед воевал на Восточном фронте. Может быть, он целился в твоего деда». Мой приятель спросил: «И что?», но новый знакомый был напряжен и «казалось, что он ждет, что я плесну пивом ему в лицо и уйду, хлопнув дверью».
Фильм Ноа и Оси много поездил по фестивалям, а в прошлом году летом его купил «Нью-Йоркер» для своего видеоканала, так что теперь его можно посмотреть целиком. Но дискуссии о «священном Холокосте» не останавливаются, кино продолжает гастролировать, провоцируя споры.
Третий безусловный хит главным образом детских фестивальных программ, попавший во все сборники для подростков, получивший множество призов и в конце концов попавший в короткий список Оскара – «Черная горка» \ «Black Slide», дебютный авторский фильм Ури Лотана \ Uri Lotan.
Ури, закончивший американскую киношколу, в Израиле работал главным образом в коммерческой анимации, и его первая работа, которая стала знаменита – прелестный и немного грустный музыкальный клип ‘Ma’agalim’ для исполнительницы Джейн Бордо \
ane Bordeaux, сделанный в технике 3D компьютерной анимации, имитируя старую шарманку с деревянными игрушками
В «Черной горке» режиссер снова работает с компьютерной анимацией, но старается добиться эффекта пластилина, даже как будто оставляя отпечатки пальцев на щеках героя. История Лотана, выглядящая ярко и нарядно, на самом деле болезненная и тревожная. Робкий мальчик лет десяти, которого подначивает его бойкий друг, вместе с ним тайком пробирается на самый страшный аттракцион водного парка, куда запрещен вход младшим — высоченную спиральную горку-трубу. О ней среди школьников ходят легенды: мол, прошедшие этот спуск, никогда не будут прежними, и важно, чтобы ни случилось, ни за что не закрывать глаза. В фильме разные этапы подъема мальчика на горку и стремительного полета в черном желобе перемежаются короткими флэш эпизодами его возвращения домой – разговоров с бабушкой и подслушанного телефонного разговора с отцом, где он узнает, что умерла мама. Так получается, что преодоление ужаса, которое переживает чувствительный ребенок во время страшного аттракциона, становится для
него подготовкой к горестной новости дома. И ныряя с головой в ванну, мальчик как будто хочет спрятаться под водой, а вместе с тем вспомнить то ощущение, которое ему удалось победить.
Из фильма это никак не следует, но на мой взгляд, немаловажно, что Ури в детстве сам пережил эту историю: он узнал, что умерла его мама, когда с друзьями катался в парке водных аттракционов. И документальность, видимо, дала важную ноту его режиссуре. А теперь его фильм тоже можно увидеть на канале «Нью-Йоркера».
Четвертый фильм из нашего списка рано называть хитом (его пока почти никто не видел), но его наверняка ждет счастливая фестивальная судьба, тем более что его премьеру объявили на Каннском фестивале в конкурсе короткого метра, что о многом говорит. Это «Via Dolorosa» Рахель Гутгарц \ Rachel Gutgarts, копродукция Франции (Miyu Productions) и Дании, где в резиденции ANIDOX:LAB, которой руководят известные израильские режиссеры Ури и Михаль Кранот, она разрабатывала идею автобиографического фильма о юности на улицах Иерусалима.
Рахель тоже не совсем новый человек в анимационном мире, ее дипломный фильм в Бецалеле «A Love Letter to the One I Made Up» \ «Любовное письмо тому, кого я придумала» (2017), сделанный в эффектнейшей экспериментальной технике, где она анимировала шелкографическую печать, много путешествовал по мировым фестивалям.
Когда смотришь фильм «Виа Долороса», названный по имени иерусалимской улицы, где пролегал крестный путь Христа, попадаешь в те места Старого города, где сегодня и прежде тусовалась неформальная молодежь, и как будто проваливаешься в чужую юность — болезненную, запальчивую, полную обид и трудных открытий. Рахель ведет нас по Старому городу, через его дворы и бары, где кто-то курит кальян, а кто-то сворачивает косяки с травой, где андерграундные ребята из разных концов Иерусалима соседствуют и враждуют с полицией, танцуют, катаются, крутят любовь, делятся секретами и получают важный опыт взросления. Она ведет нас по направлению к Стене Плача, думая про свои 14 лет в этих местах. В дни покаяния, предшествующие Судному Дню, Рахель ночью ходит по Старому городу, разговаривает с подростками и вспоминает. Она просит прощения за то, что было тогда, и так готовится к искупительному ритуалу Капарот перед Йом-Кипуром, который даст ей возможность освободиться от своей мучительной юности.
Гутгарц снова работает с собственной экспериментальной техникой, основанной на печати, только теперь это не цветная шелкография, а черно-белая контактная фотопечать, которая создает ощущение сияния в темноте. В ее путешествии мы не можем разглядеть лица, они как будто засвечены случайными огнями, но выхватываем из темноты то рот девчонки и ее брекеты на зубах, то руки в татуировках, держащие карты, с пальцами, унизанными панковскими кольцами в шипах. Мы не понимаем, где сегодняшние подростки, а где воспоминания Рахели, хотя нет, вот кто-то шумно дышит в пакет, наверное, это токсикоман ее юности или сейчас тоже нюхают клей? Галлюцинации сопровождаются тинеджерскими мантрами о любви, похожими на заклинания и молитву. Первые пробы наркотиков, первый секс, а с ним – оскорбления, унижение, первые национально-религиозные мальчишеские войны — сейчас это выглядит так же, как двадцать лет назад и, вероятно так же, как сотни лет назад. Священный город накладывает отпечаток на юность, проведенную в нем, татуировки рифмуются с изрезанными крестоносцами стенами Храма Гроба Господня. Отбегая от компании пописать, девчонка присаживается за древними гробницами, и выросшая Рахель просит за это прощенья у священных камней. Мальчишки в черных худи, натянув капюшоны, качаются, как евреи в черных шляпах на молитве у Стены Плача. Гремит уличная музыка, поет муэдзин, дрожат, расплываясь, будто увиденные сквозь слезы, огни множества свечей. Объявления на автобусных остановках напоминают о том, что можно купить курицу для Капарот.
И еще о нескольких израильских фестивальных фильмах последнего времени.
Один из них снят Дотаном Морено\ Dotan Moreno, чей фильм «Рынок»\ «Shouk» (2014) — тоскливая история про подростка, живущего с подавляющей его любимой и ненавистной властной мамой где-то в бедной провинции – для меня до сих пор один из любимых израильских мультфильмов, много объясняющих про страну.
Новый фильм Дотана «Мы были стерильной бомбой» \ «We Were a Sterile Bomb», снова говорит об израильской окраине конца девяностых годов, об относительно мирном времени до начала второй интифады и появления мобильных телефонов в этом бедном регионе. Снова его герой интровертный юноша, работающий на автозаправке и задумчиво слоняющийся по городу, где он не видит ничего, кроме дворового футбола, в который играют его ровесники. После рисованного «Шука», черно-белого, полного корявых узнаваемых деталей убогого быта, дизайн фильма «Мы были стерильной бомбой» кажется очень простым и ярким, но слепящее израильское солнце не должно обманывать. Речь все о том же – об одиночестве и тоске. Молчаливое медленное кино говорит о робком двадцатилетнем парнишке из религиозной семьи, вдруг осознавшем свою гомосексуальность. Но первый опыт счастья ему не приносит, а напротив, добавляет в его унылую жизнь ощущение отвергнутости и безнадеги. В бессловесном фильме есть эпизод в синагоге и там вместо молитвы и как молитва звучит стихотворение Израэля Дадона «We Were a Sterile Bomb», давшее название фильму, стихи о безрадостной юности.
Фильм «Твои плохие животные» \ «Your Bad Animals» молодой режиссерской пары Амит Коэн и Идо Шапира \ Amit Cohen, Ido Shapira тоже за последний год поездил по фестивалям. Этих ребят тоже заметили раньше, еще с их дипломным фильмом «Свора»\«Hounds» (2018), который сейчас смотрится очень актуально. Они сочинили историю про собаку, воспитанную как человек, но при встрече с нападающей на дом ее хозяина сворой диких собак, она совершенно изменилась и стала одной из них.
https://www.youtube.com/watch?v=pbH-Q5rjiYs
Новый фильм Амит и Идо в такой же графике, немного напоминающей гравюрную с глубоким черным цветом — метафорический сюжет про тинейджерскую мечту о свободе. Его героиня — мышка-подросток, живущая под землей со своей депрессивной мамой, держащей дочь под гиперконтролем: они вместе спят, вместе едят, вместе моются. И, конечно, девочку привлекает мир наверху, такой опасный, но и такой яркий, притягательный, сексуальный, полный обмана и плохих парней, но и невиданной новизны и свободы. Устоять перед ним невозможно.
Скажу о двух важных дипломных мультфильмах прошедшего фестивального года. «Золотая маргарита» \ «Golden Margarite» выпускницы Бецалеля Керен Карасик / Keren Karasik — история про подростков, проводящих время и ищущих себе занятия и развлечения на улице в каком-то безрадостном и дымном промышленном городском районе с мусором из бутылок и шприцов, среди шума заводов и линий электропередач, на бедной и опасной черно-белой окраине, которая могла бы существовать где угодно, но тут явно речь о постсоветском пространстве.
Керен рисует масляной пастелью и мы видим, что в этой унылой серой местности яркие цветы – только вот эти подрастающие дети, с их любопытством и поисками радости несмотря ни на что.
Еще один выпускной фильм из Бецалеля тоже говорящий о том, как болезненно взросление — «Я постучался в дверь своего дома» \ I Knocked on my Home’s Door режиссера Мэттью Хури / Matthew Khoury. Его герой — робкий и застенчивый мальчик из арабской христианской семьи страдает от издевок одноклассников над тем, что у него рано начали расти волосы на теле. Дома брутальный волосатый отец в свою очередь раздражен тем, что сын слишком тихий и чуть что готов заплакать. Ребенок, чувствующий, что весь мир на него ополчился, может выместить свою обиду и подавленный гнев самым жестоким образом только на том, кто слабее и зависимее его, а таких почти нет – разве что домашний хомяк.
А закончу рассказ об анимационных хитах последнего времени чудесным клипом и печальным воспоминанием об одном из самых известных режиссеров израильского происхождения – Гиле Алькабеце \ Gil Alkabets. Он уже много лет жил в Германии и, наверное, его можно не называть израильским или немецким режиссером – он был международной звездой. Алькабец, один из самых парадоксальных, неожиданных и остроумных художников, которых я знаю, уже много лет радовал всех своими рисунками, полными абсурдного юмора, которые он публиковал в социальных сетях. Эти рисунки он анимировал и в 2020-м году сложил в серию микроэпизодов для клипа израильской исполнительницы Товы Гертнер \ Tova Gertner с названием «Good and Better» \ ‘Beseder’, говорящего о тревоге и неуверенности в завтрашнем дне. Клип этот много ездил по фестивалям, а в сентябре 2022 года всеми любимого режиссера, художника, преподавателя и просто чудесного, теплого человека, не стало. Он покончил с собой. И теперь музыкальное видео «Беседер» завершает мемориальные показы фильмов Алькабеца по всему миру, а юмор его кажется еще более горьким, чем когда-то. Как поет Това Гертнер: «Трудно представить, что будет лучше, гораздо легче думать, что будет хуже».
