Леонид Левинзон

История русскоязычной литературы в Израиле — это история волн алии, с каждой из которых в страну прибывали литераторы, пытавшиеся под другим небом писать, осмысливая непривычные реалии. Новые краски диктовали новые способы самовыражения, некоторые из прибывших этому сопротивлялись, но многие воспринимали изменившуюся реальность всей душой. 

До алии семидесятых в Израиле собственно русскоязычной литературы не существовало. А как она могла существовать без читателя? Но отдельные подвижники, такие, как Авраам Высоцкий и Ицхак Цетлин, продолжали писать на русском языке. В пятидесятые годы ярко выделился Юлий Марголин, автор знаменитой книги «Путешествие в страну Зэ-ка», раскрывшей страшную правду о сталинских лагерях.  

В 1970-е годы со значимой алиёй из Советского Союза ситуация коренным образом меняется. Возникают «толстые» литературные журналы, основываются русскоязычные издательства, в том числе самое крупное из них «Библиотека-Алия», составляются антологии, издаётся «Краткая еврейская энциклопедия», возникает «Союз русскоязычных писателей Израиля».

Приехавшие в страну литераторы объединяются вокруг появившегося в 1972 году литературного журнала «Сион» под редакцией Эфраима Бауха. «Сион» провозгласил лозунг ускоренной «израилизации». Попытки редакторов московского самиздатского журнала «Евреи в СССР», включившихся в работу «Сиона», изменить концепцию привели к конфликту. В 1978 году группа, возглавляемая Александром Воронелем и Рафаилом Нудельманом, вышла из редакции и основала новый журнал, названный по очередному номеру оставленного ими «Сиона» — «22». «22» с одной стороны сыграл роль знамени, под которым объединились русскоязычные литераторы, с другой стороны начал рассказывать о литературе на иврите и израильской общественной мысли. В эти же годы возник другой значимый журнал на русском языке — «Время и мы» Виктора Перельмана, в отличие от журнала «22», взявший курс на привлечение известных писателей из других стран. Но «Время и мы» недолго пробыл в Израиле. Через шесть лет Виктор Перельман эмигрировал в США, и история его журнала в Израиле закончилась. 

Наряду с этими журнальными долгожителями, как бабочки-однодневки, появлялись и исчезали другие литературные журналы. Среди них просуществовавший всего три года журнал «Ами» Владимира Фромера и Михаила Левина, первым опубликовавший поэму Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки».

Алия семидесятых открыла яркие имена. Среди поэтов выделились внедряющие новаторские формы Анри Волохонский и Михаил Генделев. Среди прозаиков — Юлия Винер, Марк Зайчик, Владимир Фромер, Светлана Шенбрунн. Как эссеист блистала Майя Каганская. 

И всё же ярких авторов было недостаточно. Поток репатриантов иссяк, дети перешли к чтению книг на иврите, издательства закрылись, былая бурная жизнь затихла. Многие покинули страну, другие бросили писать.

Пауза длилась пока не началась алия девяностых. Потребность в   русскоязычной литературе взлетела до небес. Герой «ленинградского самолётного дела» Эдуард Кузнецов основывает газету «Вести», славную не обсуждением израильской политики, а литературным приложением «Окна», в котором приобретает популярность молодой эссеист Александр Гольдштейн. Михаил Генделев в «Окнах» публикует стихи, Марк Зайчик и Светлана Шенбрунн рассказы, недавно приехавший поэт Игорь Губерман – свои знаменитые «гарики». «Вести» распространяются огромными тиражами. Но такие «Вести» не одни. У еженедельника «Наша страна» есть литературное приложение «Пятница», которое ведёт новая репатриантка знаменитая писательница Дина Рубина и «Нашу страну» покупают специально, чтобы прочесть литературное приложение. А ещё ведь есть «Новости недели», «Время», «Эхо», да и другие газеты пытаются успеть.  

Сплочённая группа литераторов семидесятых под эгидой муниципалитета открывает в зале «Фишер» Иерусалимского «Мишкенот  Шаананим» литературный клуб и под звон колоколов Старого города солидно рассуждает о Пушкине и Чехове.  Клуб работает с размахом, за три с половиной года состоялось 158 заседаний — семинаров филологии, журналистики, поэзии, научной фантастики и драматургии, и даже — мыслимое ли дело! — проведён симпозиум по проблемам русскоязычной израильской литературы. 

А непризнанные нищие безработные и безденежные тридцатилетние поэты основывают литературный клуб в Тель-Авиве и ожесточённо спорят друг с другом, обсуждая свои тексты. Напиваются вдрызг с пьяницами и бомжами в каких-то уродливых кафе, где на одноразовых тарелках подают магазинный винегрет, магазинные пельмени, под которые поэты заливают неудавшуюся литературную судьбу пивом с водкой. Снимают для жилья тесные душные каморки с выходом на крышу и ночами под крупными южными звёздами опять говорят о литературе. И в соответствии с условиями жизни их тексты приобретают яркий оттенок бесшабашной нищеты, неустроенности, растерянности, одиночества.

По-прежнему существует журнал «22», но в нём всего 224 страницы и на всех не хватает, тем более что треть журнальной площади занимает публицистика. Литераторов так много, и они исповедуют настолько разные направления литературы, что даже общаться друг с другом становится невозможно. С 1996 года начинает издаваться в форме привычного русскоязычным литераторам «толстого» журнала «Зеркало» Михаила Гробмана и Иры Врубель-Голубкиной, где находит пристанище уже проявивший себя Александр Гольдштейн. Журнал объявляет себя «свободным от распространённых идейных или эстетических понятий» и предлагает публиковать «редкие свидетельства русской авангардной культуры».

Такие эстетские критерии отсекают большинство весёлой литературной публики и в пику «Зеркалу» возникает журнал «Солнечное сплетение» под совместной редакцией профессора Михаила Вайскопфа и Евгения Сошкина. Начиная с 11-12 номеров журнал резко увеличивает объём и изменяет самоопределение с «молодёжного» на «литературный». Выходя сдвоенными номерами, он объединяет под одной обложкой, в соответствии с программным заявлением, «литературное творчество» и «гуманитарную мысль». Сферы интереса журнала простираются от оккультизма и алхимии до психиатрии. Критерии подбора в «Солнечном сплетении» попроще, и в журнале публикуются немало ярких авторов, не сотрудничающих больше ни с одним другим литературным изданием, таких как самобытнейший Евгений Винокур, пишущий на странной смеси иврита с русским, эстетский поэт Владимир Тарасов и яростно талантливая Анна Горенко. А если уж литератор с продвинутыми литературными взглядами не нашёл своего места ни в «Зеркале», ни в «Солнечном сплетении», то он может попробовать опубликоваться в «Двоеточии» Гали Даны Зингер и Некода Зингера, но тоже не факт, что примут. И, наконец, в 1999 начинает свой отсчёт времени в корне отличающийся по подбору материала от модернистских изданий «Иерусалимский журнал» под редакцией поэта Игоря Бяльского.  Главное, что пропагандирует «Иерусалимский журнал» это привязанность к родной стране. Это именно израильский журнал, и крыши Тель-Авива, и сухая земля Иудеи — всё находит своё отражение на страницах «Иерусалимского журнала», сразу объединившего огромное количество поэтов, прозаиков и художников. Позже, в 2005 году, в интервью журналу «Лехаим» Игорь Бяльский определил феномен русско-израильской литературы как принципиально не эмигрантской. «Хемингуэй, сколько бы ни жил во Франции или на Кубе, всегда оставался американским писателем. Писатель же, уезжающий в Израиль, принимает решение репатриироваться – не пожить в другой стране, а стать израильтянином». Опыт осмысления израильских проблем «влияет на писателя, приехавшего [в Израиль] даже пять лет назад, даже если он пишет рассказ, действие которого происходит в Москве. У такого человека уже израильский взгляд на происходящее. Сказанное вполне может быть отнесено ко всей израильской литературе на русском языке…». И поэтому даже подзаголовки журнала отражают не привычное деление на прозу и поэзию, а связаны с Иерусалимом. Так, рубрика «Яффские ворота» представляет литераторов Тель-Авива, «Львиные ворота» — литераторов Иерусалима, «Русское подворье» отведено писателям России, «улица Бецалель» — художникам. Главный редактор имел удивительное качество находить талантливых людей и это привлекает всё больше внимания к журналу, каждый выпуск которого превращается в праздник. К журналу присоединяются литературные корифеи: Игорь Губерман, Григорий Канович, Юлий Ким, Дина Рубина, Светлана Шенбрунн. Проявляются ярчайшие поэтические дарования поэтов Елены Берсон, Семёна Гринберга, Юлии Драбкиной, Михаила Зива, Семёна Крайтмана, Ирины Рувинской.  В журнале начинают свой путь прозаики Илья Беркович, Виктория Ройтман, Виктория Райхер, Алекс Тарн.

А тем временем открываются всё больше русскоязычных книжных магазинов, вначале это просто места продажи книг, а потом в Тель-Авиве на улице Алленби под  эгидой Нели Розенберг возникает магазин-клуб «Дон Кихот» – любимое место встреч русскоязычной богемы. В Иерусалиме в русской библиотеке, руководимой Кларой Эльберт, проходят «Литературные посиделки» под руководством поэта, прозаика и переводчика Лорины Дымовой, а объединение «Столица» под руководством поэта Бориса Камянова, гордо обособившись, приглашает к себе другую часть иерусалимских литераторов. Начинает свои встречи клуб библиофилов под руководством Леонида Юниверга. Да что там Иерусалим и Тель-Авив! В каждом мало-мальски крупном городе есть свои литературные клубы. Долго влачащее унылое существование «отделение русскоязычных писателей» разрастается до трёхсот и более человек. Плюс ко всему слом железного занавеса привёл к свободному общению литераторов метрополии и возомнившей о себе провинции. Стало возможным публиковаться не только в сугубо израильских журналах, но и в старинных уважаемых русских «толстых» журналах. А ещё издавать в метрополии книги, претендовать на премии, так писатели Денис Соболев и Светлана Шенбрунн входят в короткий список одной из самых престижных премий «Русский Букер», а эссеист Александр Гольдштейн завоёвывает одновременно «Малый Букер» и «Антибукер». 

На волне успеха Александр Гольдштейн и поэт Александр Бараш возвещают о своеобразном «Варианте Кавафиса», то есть о том, что «русский литературный Иерусалим — Тель-Авив станет вскоре новым благородным камнем в ожерелье средиземноморских столиц». 

Но при этом израильские литераторы, за редким исключением, остаются местными израильскими литераторами. Трудно пробиваются в отечественные и зарубежные журналы, издают книги за свой счёт, и получая изданный тираж на руки, раздают его друзьям. Как и любая литература, русско-израильское её ответвление, обуреваемое своими национальными проблемами, всё дальше уходит от литературы метрополии.  И при этом ощущает полное отсутствие интереса к ней со стороны литературного израильского истеблишмента.

Через десять лет русскоязычная литературная жизнь начала затихать. Поток алии иссяк, большинство издательств разорилось, литературные объединения распались. Многие литераторы покинули страну, другие бросили писать. «Дон Кихот» закрылся, из русскоязычных газет остались «Новости недели», из литературных журналов «Зеркало» и «Иерусалимский журнал». 

Прошло ещё около десяти лет и в 2014 года началась новая алия, иронически названная «качественной».  Приезжали выходцы из больших городов, часто оставлявшие в Москве и в Питере квартиры, специалисты в сфере телекоммуникаций, менеджеры и учёные гуманитарии. Начинаются изменения, их немного, но они есть. Вот в Тель-Авиве возникает очередной магазин «Дон Кихот», то есть не «Дон Кихот», а «Бабель». В «Бабеле» собираются люди, слушают лекции приехавших российских литературных звёзд.  Ничего особенного.  Пока ничего особенного.

А после 24 февраля 2022 года в Израиле опять началась алия. Что она принесёт стране? Может, новым литераторам повезёт больше?

Текоа

20.07.2022