Журнал современной израильской литературы на русском языке Издаётся с 1999 года
Когда мне было 14,
я не поверила в Холокост.
Мы только перебрались в Израиль
из мертвого, глухого Советского Союза,
и мой класс, двадцать детей-эмигрантов,
привезли в Яд ва-Шем.
Нет, конечно, нас готовили, нам все рассказали,
объяснили,
большинство из нас знало слово «концлагерь»,
но шесть миллионов?!
Шесть миллионов?!
ШЕСТЬ МИЛЛИОНОВ??!!
Я помню, как пыталась представить себе
тысячу мертвых в полосатых пижамах,
потом сто тысяч,
потом миллион
мертвых,
почему-то лежащих лицом вниз,
и не могла: они все время вставали,
и мне приходилось
укладывать их снова и снова.
Тысячу.
Сто тысяч.
Миллион.
Но ШЕСТЬ МИЛЛИОНОВ?
Нет, я все поняла
я ни на секунду не усомнилась.
Просто они все время вставали.
Все время вставали.
В Яд ва-Шем нас выстроили
около детских фотографий.
Я смотрела на смеющуюся девочку,
стоящую перед камерой по стойке «смирно».
Мальчик, который мне очень нравился,
прошептал мне в ухо какую-то шутку,
и мы начали давиться улыбками,
и меня объяли стыд и ужас,
кромешные стыд и ужас,
что вот сейчас…
И тогда седеющий сотрудник музея,
говоривший с нами про ШЕСТЬ МИЛЛИОНОВ
(Алекс Данциг, 76, Нир-Оз,
похищен ХАМАСом в Газу,
замучен в плену)
спокойно и незаметно
нам улыбнулся.
Эта волна благодарности.
Вот и сейчас.
Дальше он сказал:
«…так вот, — дети
даже не осознавали, что происходит».
И эта
смеющаяся мне в ответ
девочка,
которую расстреляли на пороге ее дома,
за то, что она не хотела
бросить свою собаку,
внезапно упала
лицом вниз.
В этот момент
смех застрял у меня в горле.
Я поверила.
Я поняла.
Да, конечно, я знаю Алекса.
Я знаю их всех.
Когда мне было ровно 148,
мне снова снилось, что Шани Лук
(Шани Николь Лук, 22, Тель-Авив,
убита ХАМАСом,
тело похищено в Газу)
ХАМАСовцы везут полуголой,
с расколотой головой,
с вывернутыми ногами
(я не могу про это писать, меня разъедают слезы,
но я напишу —)
ХАМАСовцы везут полуголой,
с расколотой головой,
с вывернутыми ногами
в открытом джипе
под крики «Аллах Акбар!»
по улицам Газы,
пока ее бойфренда,
Ориона Радо Эрнандеса
(Орион Радо Эрнандес, 30, Мексика,
похищен ХАМАСом,
тело обнаружено в Газе)
увозят в другом направлении.
Я проснулась
с раскалывающейся головой,
с вывернутыми ногами
от криков митингующих,
протестовавших
против переноса мемориала
погибшим сто лет назад
в какую-то Черную Субботу
с центральной площади Тель-Авива
в какое-то «более тихое место».
Митинг уже расходился,
мусорщики потихоньку собирались
на нашей улице
делать свою спокойную работу.
Да, конечно, я знаю Шани и Ориона.
Я знаю их всех.
Когда мне был сорок один год,
Ноа Аргамани (29, Беер-Шева, спасена)
улыбнулась моей маме.
В этот день родители решили
пройтись пешком
после очередного посещения
больницы Сорока.
«Обошлось», — сказал завотделением,
и улыбка Ноа была такой,
словно ей удалось
обо всем догадаться.
Да, конечно, я знаю Ноа.
Я знаю их всех.
Когда мне было сорок восемь,
Хаим Пери (79, киббуц Нир-Оз,
захвачен в заложники в Газу,
убит ХАМАСом)
оставил жену
лежать свернувшись дрожащим клубком
на мраморном полу
«безопасной комнаты»
и сделал тихий шаг
навстречу вопящим стволам,
как если бы кроме него
в доме никого не было.
И нектарница,
прячущаяся за его мольбертом,
задыхаясь и давясь слезами,
подумала своей оцепеневшей сестре,
сидящей на моем подоконнике:
НЕТ О НЕТ О НЕТ О НЕТ —
и тут дом онемел.
Да, конечно, я знаю Хаима.
Я знаю их всех.
Когда мне было 48,
мой друг N., живущий в Реховоте,
купил очередной велосипед
и поехал в теплую октябрьскую субботу
в сторону юга, юга, юга,
почти до самого киббуца Беэри.
С ним ничего не случилось.
Рон Биньямин (53, Реховот,
убит ХАМАСом,
тело похищено в Газу) —
Рон Биньямин,
живущий в Реховоте,
купил очередной велосипед
и поехал в теплую октябрьскую субботу
в сторону юга, юга, юга,
почти до самого киббуца Беэри.
Пишут, что он пытался вернуться домой,
но заблудился
среди узких ветвящихся троп.
Мой друг
удачно сориентировался по карте,
мой друг
выехал на два часа раньше,
мой друг
вернулся домой.
Да, конечно, я знаю Рона.
Я знаю их всех.
Когда мне было девятьсот двенадцать,
в Книге Праведников, Ад Познавших, —
пылающей книге, чтение которой
для таких, как я, и составляет Вечность, —
я дошла до имени Шломи Зива
(40, поселок Элькош,
захвачен в заложники в Газу,
спасен).
Мои глаза уже давно выгорели,
пальцы, листающие страницы,
превратились в обугленные костяшки,
все имена слились в одно Имя,
все жития в одну великую Славу,
которую мои потрескавшиеся губы
бормотали так тихо, что слышал только…
Шломи Зив, всего лишь распорядитель
на вечеринке «Нова».
Он просто остался на месте,
когда пришли террористы.
Он помогал раненым,
пока его самого самого
не схватили и не угнали.
Боль, которую живые слезы
причиняют горелой коже,
оказалась прекрасна и невыносима.
Пламя на несколько секунд погасло.
Да, конечно, я знаю Шломи.
Я знаю их всех.
